dfhbfwbb.dg, он же полугном. надоели условно прекрасные герои. Верно красивые мускулистые, зеленоглазые, высокие, стройные.... Даешь лохматых, косматых полугномов! А если серьезно, то это и нравится. Если учесть любовь к Властелину колец, да Хоббиту. Мне рисуется именно такая обстановка.
просто картинки из жизни - и довольно скучные. Но мне ужасно приятно, что вы читаете их. Интересно, потому что не знаешь, как развернуться события, потому-что совершенно новые герои. Том же не сможет вечно жить у Хью, ему захочется обратно. Вот тут посмотрим, как дело повернется. И Хью этот не прост.
Ужасно, когда находишь в своей голове интересные вещи и не знаешь, что они там делают (с)
5. Уживаться с Хью стало все труднее. Чем больше времени проходило, тем сварливее и раздражительнее он становился. Все в его руках хрустело, звенело, бряцало, скрипело и то, что могло, почти всегда ломалось. Поначалу Том старался не обращать на это внимания, но после того, как Хью пару раз толкнул его плечом, проходя мимо, понял, что, похоже, загостился. Едва дождавшись, пока полугном вернется из леса, Том выставил на стол миску с запеченым в углях картофелем, солонку, пару ломтей вяленого мяса, головку козьего сыра, налил в большие деревянные кружки холодного молока и, не дожидаясь хозяина, стал есть. Хью сбросил перевязь с коротким мечом и двумя ножнами на свою постель, хмуро взглянул на Тома, погрел свои большие мозолистые ладони у очага и, подойдя вплотную, тихо сказал: - В Дульбине нужны наемники. Глашатай добрался до Суиса, я слышал, когда продавал коз. Том уже знал, что Суис – небольшая деревенька в шести милях от них, сразу за Львиным Зевом, в сражении за который он и был ранен, как знал, что коз Хью ходил продавать уже неделю назад, вернулся мрачнее тучи, принес ему кожаную куртку и штаны, хоть и ношенные, но довольно крепкие и, что важнее, подходящие по размеру, сидящие, как влитые. А еще – абсолютно новенькие высокие ботинки на толстой подошве с металлическими набойками. - Люди говорят, что герцог платит двадцать золотых монет. Том, вдруг оказавшийся одного роста с Хью, даже немного растерялся: - Почему ты сразу мне не сказал? - Мне не нравится герцог, - не мигая, ответил Хью и облизнул свои сухие обветренные губы. – Не жалеет солдат. Том отвернулся от него, не зная, что сказать, и поэтому просто продолжил есть, не желая признавать, что близость и непонятный взгляд полугнома смутили его. - Зато это работа. Далеко этот Дублин? - Дульбин! Дульбин, не Дублин! – рассердился Хью и, с шумом усевшись на свое место, придвинул к себе миску с картофелем. Руки его дрожали. В воздухе повисло напряжение. Том проглотил кусок мяса, который в данный момент жевал, и снова спросил: - Так далеко он? Принявшись яростно сдирать с картофелины кожуру, Хью бросил на него убийственный взгляд: - Завтра на рассвете я провожу тебя. Больше он не произнес ни слова. Том тоже помалкивал. И только когда, перебрав и уложив свои вещи, Том готовился ко сну, полугном, с грохотом опустив ковшик в кадку с водой, из которого пил, вдруг подозрительно засопел носом и сердито бросил: - Лучше бы я оставил тебя в лесу. После этого лег на свою кровать-лежанку и укрылся овчиной с головой.
Ужасно, когда находишь в своей голове интересные вещи и не знаешь, что они там делают (с)
6. Мальчишка был душевно нездоров, как все полугномы. Вообще полугномы, как один, - больные полудурки. Том убеждался в этом все больше. Отчего так случалось, непонятно, но теперь, служа на Границе, где, куда ни плюнь, попадешь в полукровку, он с постоянным недоумением вспоминал Хьюго, за которым никогда ничего такого не замечал. Вот и сейчас, глядя в лихорадочно горящие возбуждением глаза изнасилованного, почти изуродованного мальчишки, он вспоминал другие, тоже угольно-черные, злые и холодные, когда Хью, проводив его до торгового тракта, сдержанно махнул в сторону, противоположную от своей горы, и глухо сказал: «У двух ив повернешь направо». Том хотел прочувствованно поблагодарить его за все, попрощаться по-человечески и даже обнять, но Хью, будто догадавшись об этом, выставил вперед ладонь и холодно сказал «не надо» и «прощай», а потом повернулся к нему спиной и через мгновение скрылся в подлеске. Том сбросил наваждение, брезгливо одернул руку, которую, истекающий кровью мальчишка, упав на колени, принялся было с упоением целовать, и, сурово взглянув на свой отряд, гневно свел брови: - Кто из вас, уроды? Кирон, его правая рука в полусотне, стоявший ближе всех к нему и за полтора года совместной службы уже вполне научившийся различать его настроение, сделал шаг назад. - Брось, Том, - попытался он оправдаться. - Ты же знаешь, на нем заживет, как на собаке, он же полукровка. И он сам просил. Умолял, на коленях ползал, а парням надо было как-то расслабиться после битвы. Том еще больше нахмурился, с чувством омерзения и жалости глядя на едва ли двадцатилетнего мальчишку, жадно целующего окровавленным ртом его сапоги, который - о боги! - действительно, просил, - даже сейчас, покалеченный, шепелявя и скуля, шептал по-гномьи: «Шато» - «хочу»! - Я просил не трогать гномов! - едва сдерживаясь, чтобы не пнуть ластящегося к его ноге безумца, сказал Том, и левый уголок его губ задергался, предвещая вспышку гнева. - Том, - виновато протянул Кирон и положил руку на эфес меча. - Боги в свидетели, мы поначалу не хотели. Остальные отвели глаза. Мальчишка вновь заскулил: «Шато». Тома передернуло от отвращения. Дернув ногой, освобождаясь от повисшего на ней полугнома, Том отвернулся от своих воинов, от тех, кто плечом к плечу шел с ним в бой, кто защищал его спину и за кого он сам был готов сражаться до конца, и сухо сказал, ни к кому не обращаясь: - Отведите его к лекарю и не смейте больше трогать.
Ночью Тома мучили кошмары. Ему то снился чертов мальчишка, голый и грязный, ползающий у его ног, то хмурый неразговорчивый Хьюго, который, встав на носочки, гладил его по щеке и тихо говорил: «Шато». И что было страшнее, Том не знал.
Ужасно, когда находишь в своей голове интересные вещи и не знаешь, что они там делают (с)
7. Отчего-то Том был уверен, что в Биниолосе ничего не изменится, но, едва телега повернула к Суису, сразу увидел, что склон горы, на которой жил Хьюго, выжжен и потому страшен. Внизу, у подножия, еще худо-бедно встречались островки зелени, но там, куда ему предстояло подняться, было голо и черно. - Давно был пожар? - с тревогой спросил Том, кладя руку на плечо своего извозчика - худого, как скелет, козлобородого деда, древнего, как стены герцогской крепости. - Так в позапрошлом годе, - с удовольствием принялся рассказывать тот, беззубо шамкая, - когда разбойники напали на обоз Толстого Дунстана. Много тогда покрали, много. Герцог, небось, и пожалел, что воевать пошел... дурак наш герцог, да продлят боги дни его, - добавил, скосив взгляд на кожаный нагрудник, который Том не спешил снять, хотя и ушел со службы. Но Тому уже не было дела до герцогской чести, в голове вихрем промчалось все, что он знал о Хьюго, и руки похолодели. Черт, чем же он жил? - А Хьюго, гном... что с ним? - не сумел удержать вопроса. - Ты о Хью что ли? - добродушно улыбнулся дед и несильно хлестнул по крупу перешедшую на шаг тощую лошадку. - Так что сделается ему, черту лохматому? Жив поди, если не помер. Том похолодел. - Врешь, старик! - то ли прошипел, то ли прохрипел, сам не ожидая, что голос не послушается. Дед обернулся, с любопытством глядя на него, и ничуть не испуганно продолжил: - А чего мне врать? Давно не приходил, вот и думаю, что помер. Небось, не сильно побегаешь, пуп надорвав. Том и сам не понял, как случилось, что он прижал ко дну телеги старика, наступив ему на горло коленом: - Говори, хрыч старый, что знаешь. Но тот в одно движение выбросил его из телеги на землю, будто пушинку, хлестнул по собственному плечу раздвоенным орочьим хвостом, сверкнул красными нечеловеческими глазами и снова беззубо прошамкал: - В каменоломнях у гномов работал за кусок хлеба твой ненаглядный, сдох поди, слабак ведь, полукровка, - и, бросив в руки Тома сумку с его вещами, хлестнул лошадь. Том поднялся на ноги и отряхнулся. Он жалел, что сорвался: теперь он окажется в пещере втрое позже, чем мог быть. Том закрепил лямки сумки на плечах и побежал.
До пещеры он добрался уже в густых сумерках. Оттер с лица пот и попытался унять дыхание. Пещера выглядела нежилой. А главное - в воздухе совершенно не чувствовалось запаха дыма. Внутри было тихо и пусто. Очаг был холоден, давно не чищен и, вполне очевидно, давно не разжигаем. На столе и стульях лежал ровный слой пыли. От кровати-лежанки за очагом, на которой была навалена куча тряпья, пахло затхлостью и нечистотой, а в бадье, стоявшей у «изголовья», плавали бог знает откуда взявшиеся листья и дохлая мошкара. Том обвел взглядом картину запустения и весь сжался, еще не веря, что не успел, не сказал. Пять лет - долгий срок. В груди стало тесно, а ноги вдруг подкосились. Попытавшись сделать несколько шагов к столу, Том понял, что не может и обессиленно опустился на пол, прямо там, где стоял, возле дурно пахнущей кучи тряпок, прикрытой овчиной. Куча слабо вздохнула. Том вздрогнул, дернул на себя овчину и, чувствуя бешеный восторг, уставился в тоскливые, злые черные глаза. - Хью... - только и сумел выдохнуть и бросился обнимать того, о ком думал, к кому спешил, кому хотел сказать то, о чем говорить было стыдно и сладко. - Не надо... Нет... Грязный я... Ты не любишь... Свин... - забормотал Хьюго и замотал лохматой, давно нечесаной и нестриженой головой. - Шато, - сказал Том и, помолчав, добавил: - Не уйду больше.
-
-
13.03.2014 в 11:54он же полугном. надоели условно прекрасные герои.
Верно красивые мускулистые, зеленоглазые, высокие, стройные.... Даешь лохматых, косматых полугномов!
А если серьезно, то это и нравится. Если учесть любовь к Властелину колец, да Хоббиту.
Мне рисуется именно такая обстановка.
просто картинки из жизни - и довольно скучные. Но мне ужасно приятно, что вы читаете их.
Интересно, потому что не знаешь, как развернуться события, потому-что совершенно новые герои.
Том же не сможет вечно жить у Хью, ему захочется обратно. Вот тут посмотрим, как дело повернется. И Хью этот не прост.
-
-
25.03.2014 в 17:46Уживаться с Хью стало все труднее. Чем больше времени проходило, тем сварливее и раздражительнее он становился. Все в его руках хрустело, звенело, бряцало, скрипело и то, что могло, почти всегда ломалось. Поначалу Том старался не обращать на это внимания, но после того, как Хью пару раз толкнул его плечом, проходя мимо, понял, что, похоже, загостился.
Едва дождавшись, пока полугном вернется из леса, Том выставил на стол миску с запеченым в углях картофелем, солонку, пару ломтей вяленого мяса, головку козьего сыра, налил в большие деревянные кружки холодного молока и, не дожидаясь хозяина, стал есть.
Хью сбросил перевязь с коротким мечом и двумя ножнами на свою постель, хмуро взглянул на Тома, погрел свои большие мозолистые ладони у очага и, подойдя вплотную, тихо сказал:
- В Дульбине нужны наемники. Глашатай добрался до Суиса, я слышал, когда продавал коз.
Том уже знал, что Суис – небольшая деревенька в шести милях от них, сразу за Львиным Зевом, в сражении за который он и был ранен, как знал, что коз Хью ходил продавать уже неделю назад, вернулся мрачнее тучи, принес ему кожаную куртку и штаны, хоть и ношенные, но довольно крепкие и, что важнее, подходящие по размеру, сидящие, как влитые. А еще – абсолютно новенькие высокие ботинки на толстой подошве с металлическими набойками.
- Люди говорят, что герцог платит двадцать золотых монет.
Том, вдруг оказавшийся одного роста с Хью, даже немного растерялся:
- Почему ты сразу мне не сказал?
- Мне не нравится герцог, - не мигая, ответил Хью и облизнул свои сухие обветренные губы. – Не жалеет солдат.
Том отвернулся от него, не зная, что сказать, и поэтому просто продолжил есть, не желая признавать, что близость и непонятный взгляд полугнома смутили его.
- Зато это работа. Далеко этот Дублин?
- Дульбин! Дульбин, не Дублин! – рассердился Хью и, с шумом усевшись на свое место, придвинул к себе миску с картофелем. Руки его дрожали.
В воздухе повисло напряжение.
Том проглотил кусок мяса, который в данный момент жевал, и снова спросил:
- Так далеко он?
Принявшись яростно сдирать с картофелины кожуру, Хью бросил на него убийственный взгляд:
- Завтра на рассвете я провожу тебя.
Больше он не произнес ни слова. Том тоже помалкивал.
И только когда, перебрав и уложив свои вещи, Том готовился ко сну, полугном, с грохотом опустив ковшик в кадку с водой, из которого пил, вдруг подозрительно засопел носом и сердито бросил:
- Лучше бы я оставил тебя в лесу.
После этого лег на свою кровать-лежанку и укрылся овчиной с головой.
-
-
25.03.2014 в 21:36Мальчишка был душевно нездоров, как все полугномы. Вообще полугномы, как один, - больные полудурки. Том убеждался в этом все больше. Отчего так случалось, непонятно, но теперь, служа на Границе, где, куда ни плюнь, попадешь в полукровку, он с постоянным недоумением вспоминал Хьюго, за которым никогда ничего такого не замечал. Вот и сейчас, глядя в лихорадочно горящие возбуждением глаза изнасилованного, почти изуродованного мальчишки, он вспоминал другие, тоже угольно-черные, злые и холодные, когда Хью, проводив его до торгового тракта, сдержанно махнул в сторону, противоположную от своей горы, и глухо сказал: «У двух ив повернешь направо». Том хотел прочувствованно поблагодарить его за все, попрощаться по-человечески и даже обнять, но Хью, будто догадавшись об этом, выставил вперед ладонь и холодно сказал «не надо» и «прощай», а потом повернулся к нему спиной и через мгновение скрылся в подлеске.
Том сбросил наваждение, брезгливо одернул руку, которую, истекающий кровью мальчишка, упав на колени, принялся было с упоением целовать, и, сурово взглянув на свой отряд, гневно свел брови:
- Кто из вас, уроды?
Кирон, его правая рука в полусотне, стоявший ближе всех к нему и за полтора года совместной службы уже вполне научившийся различать его настроение, сделал шаг назад.
- Брось, Том, - попытался он оправдаться. - Ты же знаешь, на нем заживет, как на собаке, он же полукровка. И он сам просил. Умолял, на коленях ползал, а парням надо было как-то расслабиться после битвы.
Том еще больше нахмурился, с чувством омерзения и жалости глядя на едва ли двадцатилетнего мальчишку, жадно целующего окровавленным ртом его сапоги, который - о боги! - действительно, просил, - даже сейчас, покалеченный, шепелявя и скуля, шептал по-гномьи: «Шато» - «хочу»!
- Я просил не трогать гномов! - едва сдерживаясь, чтобы не пнуть ластящегося к его ноге безумца, сказал Том, и левый уголок его губ задергался, предвещая вспышку гнева.
- Том, - виновато протянул Кирон и положил руку на эфес меча. - Боги в свидетели, мы поначалу не хотели.
Остальные отвели глаза.
Мальчишка вновь заскулил: «Шато».
Тома передернуло от отвращения.
Дернув ногой, освобождаясь от повисшего на ней полугнома, Том отвернулся от своих воинов, от тех, кто плечом к плечу шел с ним в бой, кто защищал его спину и за кого он сам был готов сражаться до конца, и сухо сказал, ни к кому не обращаясь:
- Отведите его к лекарю и не смейте больше трогать.
Ночью Тома мучили кошмары. Ему то снился чертов мальчишка, голый и грязный, ползающий у его ног, то хмурый неразговорчивый Хьюго, который, встав на носочки, гладил его по щеке и тихо говорил: «Шато». И что было страшнее, Том не знал.
-
-
25.03.2014 в 22:52-
-
25.03.2014 в 23:11Отчего-то Том был уверен, что в Биниолосе ничего не изменится, но, едва телега повернула к Суису, сразу увидел, что склон горы, на которой жил Хьюго, выжжен и потому страшен. Внизу, у подножия, еще худо-бедно встречались островки зелени, но там, куда ему предстояло подняться, было голо и черно.
- Давно был пожар? - с тревогой спросил Том, кладя руку на плечо своего извозчика - худого, как скелет, козлобородого деда, древнего, как стены герцогской крепости.
- Так в позапрошлом годе, - с удовольствием принялся рассказывать тот, беззубо шамкая, - когда разбойники напали на обоз Толстого Дунстана. Много тогда покрали, много. Герцог, небось, и пожалел, что воевать пошел... дурак наш герцог, да продлят боги дни его, - добавил, скосив взгляд на кожаный нагрудник, который Том не спешил снять, хотя и ушел со службы. Но Тому уже не было дела до герцогской чести, в голове вихрем промчалось все, что он знал о Хьюго, и руки похолодели. Черт, чем же он жил?
- А Хьюго, гном... что с ним? - не сумел удержать вопроса.
- Ты о Хью что ли? - добродушно улыбнулся дед и несильно хлестнул по крупу перешедшую на шаг тощую лошадку. - Так что сделается ему, черту лохматому? Жив поди, если не помер.
Том похолодел.
- Врешь, старик! - то ли прошипел, то ли прохрипел, сам не ожидая, что голос не послушается.
Дед обернулся, с любопытством глядя на него, и ничуть не испуганно продолжил:
- А чего мне врать? Давно не приходил, вот и думаю, что помер. Небось, не сильно побегаешь, пуп надорвав.
Том и сам не понял, как случилось, что он прижал ко дну телеги старика, наступив ему на горло коленом:
- Говори, хрыч старый, что знаешь.
Но тот в одно движение выбросил его из телеги на землю, будто пушинку, хлестнул по собственному плечу раздвоенным орочьим хвостом, сверкнул красными нечеловеческими глазами и снова беззубо прошамкал:
- В каменоломнях у гномов работал за кусок хлеба твой ненаглядный, сдох поди, слабак ведь, полукровка, - и, бросив в руки Тома сумку с его вещами, хлестнул лошадь.
Том поднялся на ноги и отряхнулся. Он жалел, что сорвался: теперь он окажется в пещере втрое позже, чем мог быть.
Том закрепил лямки сумки на плечах и побежал.
До пещеры он добрался уже в густых сумерках. Оттер с лица пот и попытался унять дыхание. Пещера выглядела нежилой. А главное - в воздухе совершенно не чувствовалось запаха дыма.
Внутри было тихо и пусто. Очаг был холоден, давно не чищен и, вполне очевидно, давно не разжигаем. На столе и стульях лежал ровный слой пыли. От кровати-лежанки за очагом, на которой была навалена куча тряпья, пахло затхлостью и нечистотой, а в бадье, стоявшей у «изголовья», плавали бог знает откуда взявшиеся листья и дохлая мошкара.
Том обвел взглядом картину запустения и весь сжался, еще не веря, что не успел, не сказал.
Пять лет - долгий срок.
В груди стало тесно, а ноги вдруг подкосились. Попытавшись сделать несколько шагов к столу, Том понял, что не может и обессиленно опустился на пол, прямо там, где стоял, возле дурно пахнущей кучи тряпок, прикрытой овчиной.
Куча слабо вздохнула.
Том вздрогнул, дернул на себя овчину и, чувствуя бешеный восторг, уставился в тоскливые, злые черные глаза.
- Хью... - только и сумел выдохнуть и бросился обнимать того, о ком думал, к кому спешил, кому хотел сказать то, о чем говорить было стыдно и сладко.
- Не надо... Нет... Грязный я... Ты не любишь... Свин... - забормотал Хьюго и замотал лохматой, давно нечесаной и нестриженой головой.
- Шато, - сказал Том и, помолчав, добавил: - Не уйду больше.
-
-
25.03.2014 в 23:11-
-
25.03.2014 в 23:18Шато
Теперь мы знаем гномий язык
Спасибо Варичка, за чудную сказку.
-
-
25.03.2014 в 23:35Спасибо, что читала. Мне это дорого
-
-
25.03.2014 в 23:42Эта история меня вымотала.
Почему? хорошая история, о настоящих чувствах. За такие стоит бороться и жить.
Спасибо, что читала. Мне это дорого
Варенька, я твой верный читатель. Ты же знаешь.
-
-
26.03.2014 в 12:04